Вот теперь я действительно ощущаю: устал.
Аврал взял меня в лапы, и я разучился на время чувствовать глубину. Я больше не заглядываю вглубь, представлете? Я тихо скольжу по поверхности собственных мыслей, тихо-тихо, чтобы не потревожить спящее внутри. Мне слишком много и того, что есть, я плохо сплю - а ведь привык засыпать, едва голова коснется подушки.
Мне снятся суматошные черно-белые сны. Они выцвели, как выцветают старые вещи.
Устал. А ведь вокруг - так хорошо! Вы видите, вы знаете? Этот восхитительный снег-искры, свет фонарей в тяжелых заснеженных ветвях, праздничное хлопанье дверей супермаркетов, шелест подарочной бумаги. Так хорошо должен пахнуть горячий кофе в кружке, таким вкусным должно быть овсяное печенье, джемпер должен быть пушистым на ощупь, шерсть Сезанна - мягкой; а кожа Любимого... да что тут говорить. Но мы оба летим, забывая о тормозах, вновь, в который раз, забывая о тормозах, и тяжело вздыхаем по вечерам, понимающе смотрим друг на друга и скользим, скользим, как по замерзшей поверхности пруда, не позволяя себе помнить, что там, подо льдом, живут золотые рыбки.
Все хорошо, действительно, все легко и ясно, и в то же время - тяжело и тускло. Это усталость виновата, я знаю. И с этим срочно нужно что-то делать, потому что при моем роде деятельности я никак не могу скользить по льду.
Завтра я добуду себе ледокол. И батискаф.